Дагот Ур (akievgalgei) wrote,
Дагот Ур
akievgalgei
Category:

За то, что мы ингуши и чеченцы, - . - Не имеете, говорят, права жить на земле...

Орден

Ахмет ВЕДЗИЖЕВ

Все в этот день было празднично и необычно: большой зал, множество людей, статная фигура генерала в президиуме и четко прозвучавшие в торжественной тишине слова указа "За образцовое выполнение боевого задания наградить орденом..." И имя Мухарбека. Затем Мухарбек, все еще не очнувшись от волнения, стоял в просторном кабинете генерала. Тот понимающе глянул на смятенное лицо Мухарбека и тяжело опустился на диван.

- Садись, солдат, рядком, да поговорим ладком. Рассказывай, как жизнь, как работа?

Давно никто не называл Мухарбека солдатом. И все в нем рванулось к тому душевному и мудрому, что он прочел в добрых, по-стариковски сощуренных глазах. Генерал положил ему на плечо сухую, в синих прожилках руку:

- Крепкий ты человек и хороший солдат. Потому что знаю - нелегкой была дорога, по которой ты с фронта возвращался домой.

- Ох нелегкой, - отозвался Мухарбек. Шел второй год, как он вернулся с изгнания в родные места.

- О том, как воевал, - знаю, - продолжал генерал. - Расскажи, что тебе пришлось пережить потом.

И медленно, с трудом подбирая слова, впервые Мухарбек начал горький рассказ о пережитой несправедливости.

- ...В сознанье я пришел уже в госпитале. Через пару дней меня навестил комбат. "Голова на плечах и грудь в крестах, - радовался он за меня. - К награде тебя представили, пляши, солдат!". После выписки меня направили в штаб дивизии. Там разговор был короткий: "Поедешь в Казахстан!". Солдатская служба научила не задавать вопросов, но в душе я подивился: солдату в самый разгар боев в глубокий тыл? Поразмыслив, решил, что посылают меня по особому заданию. Обидно было расставаться с родным батальоном, но приказ есть приказ.

Стояла поздняя осень 1944 года, когда я приехал в Оренбург. В пути я встретил земляков - их везли из Кустаная в Алма-Атинскую область. От них-то я и узнал о цели своей командировки. Никогда мне не забыть растерянные, запуганные лица стариков, женщин, детей. Они не могли понять, за что их выгнали из родного дома в этот далекий холодный край, и истощенные от голода, усталости и бездомности ждали новых бед. Многие все еще верили - не сегодня-завтра выяснится, что это ошибка, недоразумение. Старик лет 60, высокий, сухощавый, благообразной и величавой наружности - в Гражданскую войну он был известным партизаном в Чечено-Ингушетии - сказал мне убежденно:
- Не знает об этом Сталин. Он бы всех нас вернул по домам.

В ту пору и я так думал.

В Алма-Атинском военкомате, проверив мои документы, сказали:
- Идите в НКВД.
- Для чего, я ведь солдат?
- Там объяснят.

Долго дожидался я своей очереди в полутемном бюро пропусков НКВД. Капитан, к которому меня направили, равнодушно оглядел меня и, отобрав документы, велел явиться на следующий день.

- А где мне ночевать?
- Где хочешь...

К горлу у меня подступил ком. "Послушайте, - хотелось мне крикнуть ему, - ведь я не по своей воле приехал сюда!"

Но капитан склонился над бумагами, давая мне понять, что разговор окончен. Постояв с минуту, я молча вышел на улицу. Никогда еще я не чувствовал себя таким одиноким. На фронте мне не раз приходилось подолгу оставаться в одиночестве - в разведке, в дозоре. Но это не было одиночеством, я знал: товарищи помнят обо мне, придут на помощь, если я попаду в беду. Эта уверенность и превращала нас в героев. Здесь же все вокруг было чужим и враждебным. Не зная, куда идти, я остановился на углу шумной улицы. Мимо меня торопились прохожие - у каждого свои дела, свои заботы. "Какое им дело до меня?" -подумал я. Нехорошее, несправедливое чувство шевельнулось у меня в душе, мне казалось, что между мной и этими людьми - стена. Острое, сосущее чувство голода вывело меня из оцепенения, я вспомнил, что с вечера ничего не ел. "Нужен ты кому или не нужен, а поесть надо", - с ожесточением подумал я. Случайный прохожий посоветовал пойти на зеленый рынок. Я вытащил из кармана деньги, пересчитал. У меня оставалось две тысячи, совсем немного по тем временам. Над базарной площадью стоял такой шум, что я не сразу разобрал, где продавцы и где покупатели.

- "Беломорканал"! А ну, кому "Беломорканал"?
- Манты! Горячие манты!
- Апорт, штука - десять рублей! Сам бы ел, да деньги нужны!

Я не удержался и купил красное яблоко, до того красивое и вкусное, что душа отогрелась, но я тут же себя одернул: что за мальчишество, давай-ка съешь что посущественнее. За сто рублей купил буханку хлеба, выпил у стойки банку синеватого, заметно разбавленного водой молока, сунул в карман остаток хлеба и зашагал в город. Возле фанерной вывески "Дом колхозника" остановился.

- Сколько суток пробудете? - спросила дежурная, забирая солдат скую книжку.
- Одни.

С минуту она с любопытством разглядывала меня, словно желая что-то сказать. "Скажи хоть ты мне доброе слово, девушка, -взмолился я про себя. - Ведь я из тех краев, где умеют встречать гостей. Но дежурная отвела глаза и только сказала:
- Четырнадцать рублей. Третий номер.

"Ненадолго мне хватит денег", подумал я, пряча квитанцию. Третий номер оказался огромной комнатой, в ней свободно мог бы, как говорят ингуши, джигитовать всадник. Вдоль стен - узкие койки, до низкого потолка легко достать рукой, вокруг стола посреди комнаты сидит несколько человек в военной форме, некоторые из них без погон. На столе - баллон с вином, куски мяса и хлеба. Судя по покрасневшим лицам, баллон не первый. Я присел в сторонке на нетронутую койку. Прерванная моим появлением беседа возобновилась. Со смешанным чувством радости и боли услышал я родную речь. Один из моих земляков сидел ко мне спиной. На плечи его была накинута шинель с капитанскими погонами. По говору я узнал в нем горца, чеченца.

- Представляешь, - говорил он сидящему напротив старшему лейтенанту, - я прошу его выслушать меня, а он даже и не смотрит на меня. Сержант, говорю я ему, вам следовало бы быть вежливей со мной хотя бы потому, что я капитан, старше вас по званию. А он в ответ: "Нисколько ты не старше меня по званию". То есть как, говорю я ему, и почему вы мне тыкаете? Ведь я капитан, а вы - сержант. "А так, - отвечает он мне. - Ты не советский, ты чеченский капитан".

Старший лейтенант, побледнев, яростно рванулся с места:
-А ты?
- Спрашиваешь, что сделал я? - с усмешкой в голосе ответил капитан. - Хотел поставить его на место, только малость не рассчитал, полетел он у меня вверх тормашками.
- Такого убить мало! - воскликнул старший лейтенант-ингуш, сжимая кулаки.
- Рядом оказались наши солдаты, оттащили меня от него, - спокойно продолжал рассказчик, но по тону я чувствовал, что спокойствие это дается ему нелегко. - Все бы это кончилось для меня плохо: арестовали бы, если бы не подвернулся свой брат-фронтовик. Подполковник, в том же управлении служит. Он все и уладил. Армейский офицер своего брата в беде не оставит.

Я не выдержал и подошел к столу. - О, - повернулся ко мне капитан, - нашего полку прибыло!
- Вы артист Рамазанов! - не удержался я, увидев прославленного в наших краях артиста.
- Бывший артист, - грустно ответил он. - Теперь - капитан. Впрочем, уже не артист и не капитан.

Печаль его ранила меня в самое сердце. Трудно было найти чеченца или ингуша, который бы не знал и не любил Рамазанова. Он был славой нашего театра, он раскрыл на сцене душу нашего народа, целый мир чувств и мыслей, без которых не было бы жизни. Сама мысль о том, что его могли оскорбить, унизить, казалась мне чудовищной. Рамазанов взглянул на меня и, казалось, прочел мои переживания.

- Спасибо, - сказал он тихо, и я почувствовал на своем плече дружеское прикосновение его руки.
- Когда прибыл? - спросил меня старший лейтенант.
- Сегодня.
- Ах, так ты новичок. А мы здесь загораем около месяца, а кое-кто и подольше.
- Что говорят нам, фронтовикам? За что выслали народ?
- За то, что мы ингуши и чеченцы, - глухо отозвался Рамазанов. - Не имеете, говорят, права жить на земле... - Он залпом допил стоявший перед ним стакан вина и повернулся ко мне: - Тебе когда велели явиться?
- Завтра утром.
- Значит, вместе пойдем. Что-нибудь, наверное, они нам все-таки скажут. Нельзя же так, без всякой причины разбросать народ по Казахстану и Киргизии. Муж в одном месте, жена и дети в другом.
- Сорвать с фронта солдат и офицеров и загнать их в глубокий тыл, - добавил я. - Что ж мы, не достойны носить оружие?

Я коснулся больного места. Подавленные, молча сидели мы за столом. В комнате слышен был только глухой, доносившийся сюда шум базара и грохот проезжавших под окном грузовиков. Неожиданно Рамазанов вскочил, стукнул кулаком по столу так, что задребезжали стаканы:
- Нет, не верю я, что можно так, одним движением пера, перечеркнуть нашу жизнь. Слышите, друзья, не верю! Не знаю, по чьей злой воле попали мы сюда, но верю - это не надолго. Выпьем за лучшие времена!

Всю ночь я не мог заснуть. Где моя семья, где родители? Эти вопросы ворочали меня с боку на бок. Меня выслали, ладно, я крепкий, выдержу, доживу до лучших времен. А старик-отец, мать, маленькая сестренка? В темноте то в одном, то в другом конце комнаты вспыхивали огоньки папирос. Никто из нас не спал в ту ночь. И в следующие. Много их было впереди, бессонных ночей.

Tags: Ахмет ВЕДЗИЖЕВ, рамазанов, ссылка ингушей и чеченцев
Subscribe

Recent Posts from This Journal

  • ПИТаНИЕ

    ПЕЙ-ЕШ-СОСИ-УЖИН-ВЕЧЕР-ОБЕД-ХРАНИ-ХЛЕБ-МУКА РУССКОЕ ПИТЬ=ЕСТЬ Ингуш.язык баа: биа, буъ, биаьб, баар,биар,буар| кушать |в классе «б»| Ингуш.язык…

  • ЛОРИЙ ДАРБАНЧЕ

    Народная медицина ингушей представляет собой неотъемлемую часть этнической культуры и основана на многовековом народном опыте. На протяжении…

  • БАРСУК

    Из тюркск.; ср. казахск., балкарск., карач. borsuk, тат. bursyk, barsyk, чагат. bursuk Ингуш.язык борцакх: барсук борцакха: барсучий борцакхий…

  • Post a new comment

    Error

    Anonymous comments are disabled in this journal

    switch
    default userpic

    Your IP address will be recorded 

    Help
  • 1 comment